...Ее разбудила телефонная трель - эбонитовый аппарат, современник ахнувшего в Чермянку автобуса, на пенсию пока не собирался и орал не хуже рассветного петуха.
- Катерина, - голос начальницы был до неприличия бодр и свеж, - дуй в музей, Киреев на денежку расщедрился. Выставка голландского искусства, все на международном уровне, Киреев деньгу за отделку зала в карман положил, а теперь гоношится - до выставки четыре дня, а зал в состоянии первобытном.
- Ну, и? - проворчала непроснувшаяся Кэт.
- Катерина, ты знаешь, сколько нужно платить наемным рабочим и сколько - научным сотрудникам? Если ты еще не поняла - Киреев так экономит, мы этот зал вылизываем, платит он нам в три раза меньше, но деньги все равно такие, каких мы еще не видели...
- Понял, - Кэт мигом проснулась. - С собой что тащить?
- Если валик малярный есть - тащи...
- Бу сде, - Кэт положила трубку и подмигнула своему припухшему отражению в зеркале. Киреев, директор музея, конечно, сволочь записная и ворюга известный, половину фондов, паскуда, налево спихнул, но голландцы ему, похоже, хвост прижали. Иностранцы - они наивные, им, понимаете, не объяснишь, что хренова туча долларов, проходя по соответствующим высоким инстанциям, имеет обыкновение самоликвидироваться, им зальчик отремонтированный подавай... А если учитывать количество оставшихся дней и размеры корпуса "Д-штрих", предназначенного для проведения выставки, пахать придется от забора до обеда - то есть эти четверо суток из музея вообще не вылезать...
Кэт наскоро сварганила себе крепкий чай и бутерброд с сыром, покосилась на сиротливо стоящую в уголке бутылку темного стекла - черт, а этот "Токай" все-таки коварная штука, по мозгам лупит - дай боже, половину вчерашнего вечера не вспомнить... Кажется, пацана какого-то вписывали на ночь, наверное, и сейчас еще дрыхнет, а вот что за пацан и откуда взялся - шут его знает...
Она привычно бесшумно одевалась, чтобы не разбудить Ату и вписчика - точно, симпатичный такой пацанчик, на спальнике в уголке спит в обнимку с кошкой... Ладно, пускай Ата разбирается - она хозяйка, ей и вписчиков гонять... Быстренько влезла в джинсы и ковбойку, выкопала из кладовки малярный валик и делась, нацарапав наспех записку - мол, деньги зарабатываю, ночевать не обещаю...
Ата проснулась от хлопка двери - все правильно, понедельник, Кэт на работу поскакала... Покосилась на спящего в углу - и села на кровати, и почему-то где-то в груди стало больно...
На спальнике безмятежно дрых нормальный мальчишка с давно не стриженными темными волосами - лицо как лицо, уши как уши, и никаких крыльев за спиной... Значит, это снова произошло. Значит, снова Самайн, бешеная ночь, темный праздник, посмеялся над всеми усилиями задержать...
Ата босиком прошла на кухню, села к столу, закурила и наткнулась взглядом на записку Кэт. Побежала зарабатывать деньги... все как всегда. Нормальные будни нормальной ведьмы... вот только Немезис больше - нет. Ушла, сгорела в безумной вчерашней вспышке, в который раз заплатив насмешливому Иблису слишком высокую цену... Оттого-то и спит сейчас так спокойно этот пацан в уголке на спальнике - проснется и никогда, даже в бреду, не вспомнит себя - Крылатым. Не было для него жертвоприношения, и шрама незаживающего не было. Он - живой. Немезис дала ему жизнь. Месть стала любовью - и, в который уже раз, победа любви над местью вышла для Гераты саднящей болью. Потому что теперь Немезис - впрочем, какая Немезис, Катька - уйдет. Не сразу, постепенно. Уйдет по своему пути ведьмы-одиночки, уйдет и не вспомнит, что носила в себе когда-то душу богини. Они всегда уходили - мужчины, подруги, собутыльники, случайные вписчики... А она, Герата, Наталья Илюшина - останется здесь, в этой жалкой квартирке, чтобы ждать. Ждать ту, что появится внезапно и совсем некстати - и в волосах которой почудится вечное пламя колдовской диадемы. Ибо таков их путь - до скончания времен. Любовь и месть. Герата и Немезис...
Кэт позвонила только на следующий день - голос замотанный, но еще бодрый.
- Зал - абзац, - сообщила она, явно что-то жуя по ходу. - До пятницы не жди. Да, кстати, тут в отдел девочку взяли техником, я с ней почирикала - толковая девочка, в ней Сила есть... ведьмой будет. Хочет с тобой познакомиться, она из этих психов толкиенистов, магия через каждое слово... Я ее к тебе направлю, ладно?
- Давай. Только без вписки.
- Да вписка ей не нужна, она на "Бабушкинской" живет... Ладушки, тогда девочку часам к восьми жди. Все, начальство каблучками цокает, сейчас меня иметь будут...
Девочка из толкиенистов, магия через каждое слово... Народ, тусующийся в Нескучном саду и размахивающий деревянными мечами и плащами из занавесок, Ата знала неплохо - среди них встречались довольно часто отмеченные Силой. Словно что-то стягивало магнитом в одну компанию таких разных людей - странных, непохожих на мирных обывателей, не знающих, что делать с этим чувством - или предощущением? - того, что ты можешь неизмеримо больше, чем остальные...
Катькино протеже позвонило в дверь ровно в восемь - пунктуальная девочка, приятно. Ата тихо, чтобы не тревожить лишний раз свалившегося на голову вписчика (вторые сутки, бедный, отсыпался; кстати, что с ним делать - тоже большой вопрос, человеческий облик ему, конечно, придался, но ведь документов - ни фига...) прокралась в прихожую, включила свет. Дверь открылась туговато, но бесшумно - а вот за это Кэт спасибо, не поленилась таки смазать петли...
Девочка - она девочкой и была. Лет шестнадцати, румяная такая сибирячка, роскошные кудри по плечам - правда, явно крашеные, слишком уж сажевый оттенок. Мордочка кругленькая, совершенно незнакомая...
...незнакомая?..
Где-то в груди оборвался и разбился тяжелый стеклянный шар, брызнул осколками по легким, задевая верхушку сердца. Ата почувствовала, как уголки губ поползли вниз - холодноватая усмешка...
- Ну, здравствуй,Немезис. Значит, ты снова здесь.
Темные глаза девчонки блеснули совсем не по-детски - насмешливо, умудренно и словно бы печально:
